О путешествиях и не только

Генсека ООН, говорившего об убийствах мирных жителей Газы, поймали на откровенном вранье.

Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш заявил, что конфликт в секторе Газа беспрецедентен по числу жертв среди гражданского населения за все время, что он возглавляет международную организацию.

"Мы являемся свидетелями убийства мирных жителей, которое не имеет аналогов с тех пор, как я стал Генеральным секретарем", — привел слова Гутерриша аккаунт ОНН в "Твиттере".

Пост собрал более трех тысяч, в основном язвительных и гневных, комментариев в адрес Гутерриша, который стал Генсеком в 2017 году и свидетелем множества военных конфликтов со значительным числом жертв.

"Ему кто-нибудь сказал, что на Украине война? Судан? Сирия? Эфиопия? Мали? Йемен? Очевидно, что он не получает информацию о том, что происходит в мире!", — написал пользователь под ником Рафаэль-сингер.

"Расскажите это жителям Алеппо", — отреагировал другой комментатор.

Юзеры напомнили, что за время правления Гутерриша в Йемене погибли 377 тысяч гражданских, в Сирии 500 тысяч, в Дарфуре 300 тысяч, в Афганистане 176 тысяч, в Конго почти 900 тысяч, а на Украине около 500 тысяч.

Между тем, по последним данным ХАМАСа, которым безусловно нельзя доверять, в секторе Газа с начала войны с Израилем погибли более 13,3 тысячи мирных жителей.

Serge Novinzon

Aleks Tarn

Удивляются: отчего студенческие организации в ведущих американских кампусах настроены так антиизраильски и пропалестински? Ведь абсолютное большинство там составляют отнюдь не арабы и мусульмане, а так называемые «обычные» студенты – рожденные и выросшие в Америке выпускники стандартной системы школьного образования? Почему их ненависть к Израилю так велика, что ради его уничтожения они готовы закрыть глаза на гомофобию, шовинизм, средневековые зверства и фанатичную нетерпимость наших врагов? Почему они готовы взять в союзники тех, кто сбрасывает геев с крыш десятиэтажных зданий, запрещает женщинам открывать лицо, практикует жесточайшие публичные казни и обвязывает своих грудных младенцев связками боевых гранат?

Ответ прост: оттого, что в системе современных прогрессистских приоритетов, которая воспитала этих вчерашних школьников, вышеперечисленные грехи находятся значительно ниже по шкале непростительной греховности, чем так называемые «колониализм белых», «национализм белых» и «традиционная мораль белых».

Быть белым в нынешней прогрессистской культуре – означает тащить на себе горб мнимых и реальных «преступлений» испанских конкистадоров, португальских работорговцев, вирджинских плантаторов, трансваальских буров и бельгийских хозяев конголезских рудников. Слово «преступления» я неспроста беру в кавычки, потому что судить людей прошлого по канонам современного права не менее нелепо, чем требовать от средневекового барона, чтобы он вел себя в соответствии с этикетом дипломатического приема в чертогах нынешнего Европейского Союза. Кружева и география там, может, по-прежнему брюссельские, но едят иначе: чинно, с тарелок, меняя набор вилок со сменой блюд, а вовсе не обгладывают баранью ногу, вцепившись в нее обеими руками, урча и истекая слюной – как, несомненно, станет делать упомянутый барон.

И тем не менее, прогрессистская идеология, промывающая – и уже промывшая мозги миллионам своих юных жертв, настаивает именно на таком подходе. Настаивает на том, что белые потомки европейцев, построивших великую цивилизацию Запада, которая избавила мир от голода, а также подарила ему эффективную медицину, грамотность, транспорт, связь и общедоступную культуру, – что эти белые непоправимо и безнадежно виновны перед «людьми цвета» (people of color), куда автоматически зачисляются все остальные, включая не только черно-, желто- и красно-кожих, но еще и люди разной степени смуглости – в том числе и арабы.

Согласно этому нарративу, чьей квинтэссенцией стала экстремистская «Критическая теория рас» (CRT), преподаваемая ныне во многих американских школах, белый европеец, построивший больницу для племени африканских людоедов и научивший их носить подштанники, заслуживает куда большей ненависти, чем вождь этого племени, питающийся печенью соседей и владеющий гаремом из трех десятков девочек не старше пятнадцати лет. Я нисколько не преувеличиваю – это факт.
А значит, белокожие молодые люди не просто должны, но обязаны лизать сапоги и послушно подставлять зад черному обкуренному громиле, чьи «культурные» запросы прочно замкнуты в границах треугольника наркота-насилие-изнасилование. А тот факт, что три века тому назад африканские соседи его далекого предка, вместо того чтобы съесть пленника, продали его работорговцам, а те, надев на беднягу штаны, перевезли его в Америку – работать на плантациях хлопка и сахарного тростника – этот факт заведомо дарует нынешнему черному братку право убивать, грабить и насиловать всех вообще, но особенно – нынешних белых.

Вы скажете: но это же против логики! Какой разумный цивилизованный человек станет рьяно поддерживать откровенно расистскую идеологию, которая направлена против него самого, его детей и внуков? Куда подевался элементарный инстинкт самосохранения?

Сколько раз можно повторять, господа: левая идеология ставит во главу угла ПРИНЦИП, ставит ИДЕЮ, а все остальное пребывает в области вторичных приоритетов. Для левака – и прогрессиста в том числе – ИДЕЯ заведомо выше не только любых противоречащих ей моральных установлений, но и личных интересов самого левака, включая его собственную жизнь. Думаете, дантоны и робеспьеры не предполагали, что умрут на эшафоте? Что морозовы-гоцы-высоцкие-третьяковы и прочие российские магнаты, жертвовавшие миллионы «на революцию», вовсе не рассматривали вероятность того, что «революционный вихрь» сметет и их лично? Что горькие-блоки-андреевы, сочувствовавшие революционному террору, не ощущали дуновение смерти на своих собственных щеках?
Предполагали, рассматривали, ощущали. Просто ИДЕЯ казалась – и кажется левым важнее всего на свете – в том числе, важнее их самих. А связанное с этим чувство святого самопожертвования наполняло – и наполняет их гордостью – точь-в-точь, как исламского шахида, обвешанного взрывпакетами. Причем, оба – и шахид, и левак – ставят целью своей личной жертвы БУДУЩЕЕ: у первого – это рай с девственницами, у второго – всеобщее счастье. И оба варианта, заметим, примерно одинаково соотносятся с реальностью.

Вот мы и подошли вплотную к ответу на вопрос о кажущемся невозможным союзе прогрессистов с ХАМАСом. Во-первых, и те, и другие движимы ИДЕЕЙ СветлогоБудущего™, а потому хорошо понимают друг друга.

Во-вторых, сами посудите: станет ли белый прогрессист, готовый пожертвовать собой лично, жалеть других белых, которые не только не готовы к такому самопожертвованию (МЕРЕЦ и коммунисты не в счет), но и являют собой (с точки зрения прогрессизма) олицетворение трехголовой Гидры вселенского Зла? Конечно, нет. Более того: станет ненавидеть. Да-да, друзья:
ИЗРАИЛЬ ИММАНЕНТНО ОБРЕЧЕН НА НЕНАВИСТЬ СО СТОРОНЫ ПРОГРЕССИСТОВ В ЧАСТНОСТИ И ЛЕВАКОВ ВООБЩЕ.
«Имманентно» означает здесь «непременно», «закономерно», «иначе и быть не может». Почему? Давайте разберем по порядку – оно стоит того. Как уже сказано выше, Израиль в глазах леваков – не просто Гидра, но Гидра трехголовая. Соответственно, и причин для ненависти – как минимум три.

1. Прежде всего, Израиль зачислен в «белые колониалисты». Евреи, совсем как европейцы-колонизаторы, высадились на земле, где «благоденствовало» так называемое «коренное население», и уже поэтому считаются захватчиками, колонизаторами и подлежат искоренению по примеру белых жителей Родезии и Южной Африки. Иногда приходится слышать, что прогрессисты-де «стыдливо закрывают глаза» на то, в какую зверскую помойку превратились Зимбабве и ЮАР после изгнания/убийств/ограбления тамошних белых.
Ерунда, господа: прогрессистам ничуть не стыдно. Как уже сказано, с точки зрения ИДЕИ, черное людоедство и невежество заведомо прогрессивней, а потому предпочтительней белой колонизаторской школы или больницы. То же будущее готовится и Израилю: неспроста на свет Божий вытащено пугало «апартеида». Поэтому ответом на недоверчивый вопрос: «Неужели они хотят уничтожения Израиля?» – служит уверенное и непоколебимое: «Да, желают! Даже мечтают! И чем скорее, тем лучше!»

2. Вторая (после «белого колониализма») голова Гидры именуется «белый национализм». Израиль, как ни крути – НАЦИОНАЛЬНОЕ государство, изначально созданное в качестве национального дома еврейского народа. Его еврейский характер закреплен в Основном законе. Попытки леваков сменить этот принцип на лозунг «государства всех его граждан» неизменно разбиваются о жестокую реальность, поскольку арабы (как «внутренние», так и окрестные) не скрывают своего намерения сбросить евреев в море при первой же возможности – как силовым, так и демократическим путем.
Однако, согласно ИДЕЕ прогрессистов, национальные государства белых – нестерпимый грех. Почему? Потому что белые в течение веков грабили и угнетали… и т.д., и т.п. Следовательно, согласно той же ИДЕЕ, эти государства просто обязаны настежь открыть свои границы для потомков некогда «ограбленных» (то есть получивших штаны и школы) людоедов. Что мы, собственно говоря, и наблюдаем в тех местах ЕС, США и Канады, где прогрессисты обеспечили себе если не решающее, то значительное влияние на политику. Израиль же – единственная «белая» страна, упрямо настаивающая на своем национальном статусе. Разве это не достаточная причина для ненависти к государству «белых-националистов-сионистов»?

3. Ну и наконец, третья – самая неочевидная, но, пожалуй, самая важная для прогрессистов причина: метафизический антисемитизм. Да-да, тот самый, который питал ядовитые перья Вагнера и Достоевского. Тот самый, который породил чудище Холокоста. Дело в том, друзья, что культура любой цивилизации зиждется на морали. Моральные ценности – это не сборник правил, рожденный в мозгу кабинетного ученого-теоретика, а живой организм, развивающийся вместе с цивилизацией. Даже если основные моральные формулировки остаются номинально теми же, время непременно вносит в них иные толкования и оттенки. Но главное свойство традиционной морали – ее эволюционное развитие, нетерпимость к любому насильственному вмешательству.

Вот она-то – традиционная мораль – и является главным врагом прогрессистов, упрямо настаивающих на своих собственных, «прогрессивных» правилах. Ее, «замшелую» и «обскурантскую», они обязаны победить в первую очередь, дабы водрузить на ее место свою, прогрессистскую. А позвоночным столбом этой традиционной морали, вокруг которого крутится-вертится вся Западная цивилизация, являются Десять заповедей Моисея. Еврейская Тора, еврейские Пророки и Писания. Еврейское отношение к ценности человеческой жизни. Еврейские жизнелюбие и оптимизм. И тот, кто желает втиснуть цивилизацию в прокрустово ложе своей ИДЕИ, должен прежде всего избавиться от ее, цивилизации, позвоночного столба – то есть, от евреев.

Подчеркну: не от «выходцев-из-евреев», которые давно уже предали веру отцов, выкрестившись в прогрессистов, а именно от евреев – настаивающих на своей еврейской идентичности, уважающих еврейскую Традицию, прочно ассоциирующих себя не с «универсальными» прогрессистскими «ценностями», а с еврейским государством и еврейской Торой. Их-то – и все связанное с ними – прогрессисты и стремятся уничтожить в самую первую очередь. Стремятся по той же причине, что и Гитлер: для внедрения новой, своей морали, для смены цивилизационного позвоночного столба. Прогрессизм – наш смертельный враг, друзья, – страшный, безжалостный и не менее опасный, чем в свое время германский нацизм.

Ну а мы – некогда прародители, а ныне – олицетворение позвоночного столба Западной цивилизации. Мы несем сегодня – так уж получилось – то самое «Бремя Белых», о котором некогда писал Киплинг. Несем свет, несем Б-га, несем жизнелюбие, несем оптимизм, несем неистребимую веру в конечное торжество жизни. Мы – крошечный островок вменяемости и верности традиции, омываемый ревущим океаном смерти, вражды, идиотизма и людоедства. И наше назначение ничуть не изменилось с времен, когда Владимир Жаботинский написал свои следующие строки:
«Перед нами расстилается необозримая равнина двухтысячелетнего мученичества; и на этой равнине, в любой стране, в любую эпоху, видим мы одно и то же зрелище: кучка бедных, бородатых, горбоносых людей сгрудилась в кружок под ударами, что сыплются отовсюду, и цепко держится нервными руками за какую-то святыню. Эта двадцативековая самооборона, молчаливая, непрерывная, обыденная, есть величайший из национальных подвигов мира».

И мы, несомненно, устоим. Потому что иначе Создателю незачем было затевать весь этот проект.

На фото - Нета Эпштейн из киббуца Нир-Оз со своей невестой Ирен (Ириной).
Нета погиб 7.10.2023 - спасая любимую, накрыл своим телом гранату, брошенную террористами ХАМАСа.



Ему 22, ей на год меньше. Она хрупкая, классическая "хорошая девочка" из русскоговорящей семьи. Ирен.
Он - крепкий, спортивный, играл в юношеской футбольной команде, служил в серьёзных войсках. Киббуцник с редким для парня именем Нета, что значит "росточек".

Бывает такая любовь - с места и в крутое пике, просто знаешь - твоё. Через месяц знакомства Нета представил её своей семье: "Знакомьтесь, это Ирен, моя будущая жена". "Давай она сначала дослужит хотя бы?" - улыбнулись родители. Какая там свадьба в 20 лет?

Но у детей всё было серьёзно - дослужили, поселились в киббуце Неты, в Нир-Озе. Крохотный, но отдельный домик - кухонька и спальня, она же бомбоубежище. В спальню влезали только кровать и шкаф. В шкафу дожидалось своего часа свадебное платье. Крохотный отдельный Рай для двоих.

Когда пришёл Ад, они сообразили, что окно в бомбоубежище сломано. "Хочешь, я тебе расскажу, что я тебе купила на День Рождения?" - "Нет, Ирен, сюрприз есть сюрприз, скоро придёт армия, всё будет хорошо, не бойся".

И она ему поверила. Она всегда ему верила. А он её всегда разыгрывал.

У Неты не было оружия, у него была только его любовь. Когда террористы забросили через сломанное окно гранату, Нета накрыл эту гранату собой. В дыму террористы не разглядели Ирен. Она несколько часов лежала под кроватью и доказывала Нете, что это дерьмовый розыгрыш, и что он же обещал, что всё будет хорошо. А потом пришла армия.

Она до сих пор говорит о нём в настоящем времени...

Светлой памяти Нета Эпштейн.

Libby Eyar

Из ленты ФБ

Сына друга ... отпустили на полтора дня. На обратном пути ему командир сказал, что надо заехать в одно место недалеко от базы и забрать там гамбургеров для всей базы.
Ну, он заехал. Приезжает - серьезная не военная охрана. Восемь утра. Жопа мира.

И стоит Тарантино в перчатках и упаковывает гамбургеры.
Все таки, он у нас молодец!

На фотографии Анер Эльяким Шапиро. 22 года.
Безоружный, он героически защищал убежище на фестивале в Реим со спрятавшимися там людьми. Был убит ХАМАСом 7 октября 2023 г.


Утром 7.10.2023, после нападения ХАМАСа на музыкальный фестиваль десятки молодых людей спрятались от ракетного обстрела в бетонном убежище (мигунит).
Среди них был и Анер Шапира - солдат элитного подразделения бригады Нахаль. Он был в отпуске, приехал на фестиваль отдохнуть с друзьями, поэтому был без оружия.
Вскоре к убежищу подъехали ХАМАСовцы. Террористы начали забрасывать убежище со спрятавшимися в нем безоружными молодыми людей гранатами.
Анер Шапира встал у входа в убежище, и всякий раз, когда террористы бросали внутрь гранату, он хватал ее и выбрасывал обратно, и она взрывалась снаружи. Он сумел выбросить 7 гранат. Восьмая граната разорвалась у него в руках, и он был смертельно ранен.
Семь человек, прятавшихся в убежище, смогли выжить, благодаря мужеству этого парня.

"Анер Шапиро… спас нам жизни, и он заслуживает почетной медали за то, что был ангелом, который охранял нас", — написала выжившая Агам.

Видео с регистратора машины, припаркованной возле убежища можно увидеть здесь.

Светлая память герою.
Мы помним вас всех поименно.

Этот клип про фестиваль "Нова" - самый страшный молодежный международный фестиваль музыки.
Ноам Коэн - фотограф, который снимал фестиваль Nova. Он один из выживших.

В память обо всех убитых на музыкальном фестивале в Реим.
Мы никогда вас не забудем.


Maor Ashkenazi & Noam Cohen - Noam's Song 2.

Есть перевод в субтитрах на английский. С переводом на русский можно посмотреть здесь.

Хватит их двоих



С праздничным звоном вылетело стекло, и языки огня радостно выплеснулись наружу, вгрызаясь в навесные цветочные горшки. Мерзко запахло горящим пластиком, и Халед отшатнулся назад, прикрывая лицо краем куфии и неотрывно глядя, как съеживаются в пламени лиловые венчики каких-то неизвестных ему цветов.

Субботнее утро было невозможно жарким, и пожары наполняли стоячий воздух дымным зноем, но Халед все стоял у пылающего дома, чувствуя, как потрескивает едва не тлеющая борода, а во всем теле бурлит почти животное упоение. Как они кричали… Эта, кудрявая, с простреленными ногами. В дурацкой пижаме с пчелами. Ползла к детской, оставляя за собой блестящий красный след, а он неторопливо шел за ней. Те, в детской, были слишком малы, чтоб что-то понять, но они видели, как она ползет к ним по ковру с утробным воем, и тоже кричали. Двое – прижавшись друг к другу, забившись в угол у разрисованного единорогами белого шкафа, а третий еще не умел ходить, и надрывно плакал в кроватке.

Халед сплюнул наземь: горите теперь там, среди ваших ковров… белых шкафов… пижам… Это из-за них у Халеда ничего этого никогда не было. Все из-за них… Отец так говорил…

Растущая у самого дома пальма с полыхающей верхушкой застонала и начала крениться к земле. Убийца отскочил назад, будто очнувшись: в голове бродил тяжелый сытый угар…
Он развернулся, готовый идти в следующий дом, и вдруг встретился взглядом со стоящей позади него женщиной.

Старуха в зеленых шароварах и грязной белой блузке просто стояла посреди разгромленной улицы, только тени клубов дыма скользили по лицу, да колыхались от горячего ветра седые волосы. Она случайно уцелела – Халед сразу это понял. Огонь выкурил ее из укрытия, и она замерла, ошеломленная, растерянная, знающая, что бежать некуда. Усмехнувшись, убийца не спеша двинулся к старухе… Он так и не успел понять, в какой момент в смуглых морщинистых руках возник автомат.

Сухая очередь ровным швом прострочила Халеду грудь. Последним, что он увидел, тяжело грянувшись оземь и с бульканьем вдыхая хлынувшую горлом кровь, была удаляющаяся спина в грязной белой блузке.

***
Литаль думала, что знает, что такое страх. Пусть она и не служила в армии из-за врожденного порока сердца, но годы работы в больнице закалят кого угодно.

Однако в то утро Литаль поняла – ничего, ничего она не знает о страхе, об адском, выжигающем ужасе. Еще вчера живущая по соседству Орна, такая же мать-одиночка, как сама Литаль, приходила к ней на шаббатний ужин – ее дети гостили у отца, и ей скучно было коротать вечер в одиночестве. Они засиделись допоздна за разговорами, Литаль даже посуду не помыла – рухнула спать, едва почистив зубы. А сегодня утром, проснувшись от ракетного обстрела, она увидела сквозь стеклянные двери террасы, как полыхает дом Орны, а гортанные голоса, несущиеся с улицы, перемежаются отчаянным криком.

Это было безумно глупо… Нельзя было высовываться, нельзя… Но непослушные ноги сами вынесли Литаль на террасу, и она увидела, как Орну закалывают… Улыбчивую, полноватую, ярко одевающуюся, никогда не унывающую… Просто так, ножом… у нее на кухне такой есть, она на прошлый Песах купила с хорошей скидкой…

Превозмогая тошноту, на ватных ногах отступая в дом, Литаль вдруг заметила на столе вчерашние тарелочки от домашнего торта. Мазки шоколадного крема, крохотные ложечки, подарок покойной свекрови… Полторта в холодильнике… Полторта есть – а Орны, готовившей его вчера, уже нет…

Эта дурацкая мысль вдруг отрезвила Литаль не хуже подзатыльника. Она опрометью ринулась в первую детскую – но та была пуста.

- Шани!!! – завизжала Литаль, распахивая вторую дверь и едва не падая, - Мия!!
Обе дочери съежились под одеялом. Четырехлетняя Шани блестела растерянными карими глазами, двенадцатилетняя Мия одними губами спросила:
- Мама, что там?
- Там враги, - прошелестела Литаль, - надо в убежище…
- Мам, там замок сломан.

Литаль ощутила, как кровь ледяными иглами заколотилась в голове:
- Значит… значит надо что-то придумать… Что-то придумать… Сейчас… Одевайтесь!! – вдруг рявкнула она, и дочери заметушились под одеялом.

…Это было безумие, но в тот момент, когда в гостиной разлетелось окно, и на любимый ковер Литаль упала бутылка с зажигательной смесью, та окончательно поняла – мир рухнул. Рухнул окончательно.

Подхватив под руки рыдающих дочерей, Литаль рванулась из горящего дома на улицу, ревущую выстрелами и разноязыким матом. Несколько тел лежали прямо на проезжей части, на углу у магазина догорал мотоцикл с газовскими белыми номерами, еще два дома на улице полыхали, живые изгороди рассыпали вихри искр.

Она не думала, куда бежать – нужно было лишь бежать, и она бежала, волоча Шани на руках, как вдруг…

Он стоял посреди улицы – маленький, не больше пяти лет, одетый в пижаму, растерянный, даже не плачущий, лишь озирающийся огромными смятенными глазенками.

Литаль снова ни о чем не успела подумать. Она просто бросилась к малышу и подхватила свободной рукой, уже видя, как к ней широко шагает кто-то… без лица, только с зеленой повязкой вокруг слепой черной головы… Он поднимал руки, и что-то блестело на солнце, и Литаль знала – не успеть…

И тут кто-то толкнул ее в сторону и повалил наземь, сжимая худыми жилистыми руками, а по ушам полоснул звук автоматной очереди.

Те же руки подняли Литаль с земли, и она увидела долговязого парня лет восемнадцати в окровавленной футболке. Спиной к ним над трупом террориста стояла старуха в зеленых шароварах. Обернулась – в руках дымился старый "галиль".

- Ого… - Литаль поежилась под оценивающим взглядом старухи, - отчаянная ты… цадика (праведница (ивр.)).
Эти нелепые слова прозвучали так обыденно, что Литаль бессмысленно моргнула, а парень осторожно взял у нее из рук мальчика.

- Бегом, - сухо скомандовала старуха, и Литаль побежала, не видя, только чувствуя, как старуха бежит за нею, держа за руку Мию. Мию, которая никогда не подавала руки незнакомцам.

…Литаль не знала, чье это убежище. Сухое, пыльное, заставленное неудобными стульями. В углу торчал допотопный вентилятор. Не меньше восьми детей сидели там и сям, и Литаль видела – все это соседские ребятишки из разных семей. Одни плакали, другие молчали, закаменев в своем потрясении, только всхлипывали порой, обводя убежище беспомощным взглядом.

Смутно знакомая женщина в религиозном головном уборе поила Шани колой, мелко дрожащая Мия нервно грызла крекеры. Парень, поваливший ее на улице, сидел рядом, обнимая малыша. Поймав взгляд Литаль, он улыбнулся мягкой, странно не юношеской улыбкой:
- Моти, - спокойно, будто в гостях, представился он, - а это… Эли, - добавил он, приглаживая волосы ребенку.

Малыш же посмотрел на Литаль задумчиво и вдруг очень мягко, не по-детски серьезно сказал:
- Ты хорошая. Не бойся.
И Литаль невольно улыбнулась в ответ. Мия же оторвалась от крекера:
- А вас как зовут? – несмело спросила она старуху, сидящую у двери с автоматом между колен.
Старуха секунду помолчала.
- Зови Савтуш (бабуля (ивр.)), - сухо, но без резкости предложила она, и Литаль снова стало не по себе.

Медленно текли минуты, вязкие, словно финиковый мед. С улицы неслись звуки выстрелов, заставляя Литаль вздрагивать. Соседка беззвучно шептала молитву: Литаль узнала ее, это была золовка живущей напротив Ривки, приехавшая с семьей на выходные.

А потом что-то произошло. Заревели моторы, приближаясь, и Савтуш поднялась с пола:
- Идут, - коротко сказала она и хищно улыбнулась. Обернулась к Моти:
- Мне пора. Береги тут всех.

- Куда вы? – всполошилась Литаль, и соседка тоже прервала молитву, залопотала что-то, по-наседочьи прикрывая руками детей, своих и чужих.

Но старуха бестрепетно распахнула дверь, выходя наружу. Литаль не поняла, откуда во второй руке Савтуш оказался второй автомат.
- Запритесь, - рявкнула она, вскидывая стволы и идя к двери дома.

Рев моторов стал оглушительным и вдруг стих, сменившись ревом десяток глоток и автоматных очередей – это на улицу въехала вереница машин, полных вооруженных людей в зеленых повязках.
В салонах машин виднелись окровавленные лица избитых людей. А кавалькада убийц остановилась, недоуменно глядя на стоящую посреди улицы одинокую старуху с двумя допотопными автоматами в руках. А та усмехнулась, вскинула стволы и открыла огонь…

…Они не успели закрыть дверь в убежище. Не успели, хотя шестеро разом шагнули к двери. Они не успели и понять, как маленький Эли вырвался из рук Моти и ринулся наружу.

- Стой!! – заревел Моти, - стой, только не сейчас, не опять, нет!!!
А ребенок несся на улицу, заливаясь слезами и крича:
- Не стреляй!! Не убивай никого, они же хорошие!!! Они же не понимают, не стреляй!!!
- Стой, отец, умоляю!!! – Моти мчался следом, оскальзываясь в кровавых ручьях.
А Эли выскочил наружу, бросился через улицу и охватил ноги старухи руками:
- Не стреляааааай! – вопил он…

Автоматы захлебнулись, и Моти уже был в нескольких шагах, когда раздалась длинная очередь, и Эли, прошитый насквозь, рухнул на руки подоспевшего парня.

…Литаль не видела этой сцены. Она лишь слышала крики, плач, стрельбу. Лежа на полу и обнимая дочерей, она молилась, давясь слезами. Она не видела, как посреди улицы пылающего киббуца седоволосый Дьявол в зеленых шароварах поливает убийц огнем из двух стволов, а у его ног Смерть размазывает по лицу слезы и сажу, держа в объятиях бездыханное тело Господа.

***
Спустилась ночь. Киббуц дотлевал последними пожарищами. Все еще слышны были выстрелы и рев армейских джипов, горизонт был затянут стелющимися клубами горького дыма.
Дьявол и Смерть сидели на колючей траве изглоданного летним солнцем косогора. Все еще неподвижный Господь лежал меж них на расстеленной армейской куртке, на нежном детском лице, припухшем от слез, подрагивали отдаленные всполохи огня.

Смерть устало отерла лоб, оставляя на коже мазки сажи. Дьявол молча сидел с дымящейся сигаретой в пальцах.

- Зачем он каждый раз это делает? – тихо спросила Смерть, словно боясь нарушить хрупкое спокойствие, - зачем защищает каждую мразь? Сколько раз уже мы вот так ждали его воскрешения. Когда же он наконец повзрослеет?
- Он не повзрослеет, - Дьявол сбил с сигареты столбик пепла, - и это правильно.
- Правильно? – губы Смерти искривились, словно усилием сдерживая рвущееся наружу негодование, а Дьявол обернулся, глядя юноше прямо в глаза:
- Этот мир создан ребенком, Моти. Только поэтому он таков. Только дитя могло так ярко его раскрасить и населить таким разнообразием существ. Лишь дитя могло больше думать о красоте и радости, чем о пользе. Только дитя могло тысячелетиями рисовать радугу и северное сияние, расписывать птиц, вылеплять кораллы, не уставая и не повторяясь. И только дитя могло поселить в каждом своем творении неизбывную жажду любви и неистребимую надежду. Лишь дети бестрепетно верят в добро. Даже бессмертные и всемогущие. Иногда слишком верят, увы...

- Что ж он не держит свои творения в узде? – Смерть была бледна, на лбу блестел пот.
- Да потому что он творец, - устало пояснил Дьявол, - он может только создавать, в этом его суть. А для разрушения хватит и двоих взрослых. Нас с тобой.

- Нас не хватит! – Смерть вскочила на ноги и, прихрамывая, зашагала взад-вперед, - ты обличаешь и наказываешь пороки век за веком, а их лишь становится больше. Я не успеваю отсекать гнилые ветки, избавлять от страданий, защищать от непоправимых преступлений. Чем яростнее мы сражаемся, тем гуще колосится зло! Мы не справляемся!

- Тише, милый, тише, - Дьявол отбросил давно потухшую сигарету и мягко удержал Смерть за руку, - сядь. Да, мы не справляемся. И я не знаю, наша это вина или наш творец не до конца продумал игру в жизнь. Но…

Дьявол запнулся. Вздохнул, отодвигая ногой автомат.
- Ты видел их сегодня, Моти. Ты видишь их каждый день с начала времен. Хрупкие, нелепые, бестолковые. Смертные. Они вовсе не понимают этой игры, не знают правил, не учат уроков, не слышат подсказок. И они все равно справляются. Каждый по-своему. И те, которых мы сумели сегодня выхватить из огня – они тоже справятся. Отплачут, отвоюют, оттерзаются- и будут жить дальше, даже не зная, как нам страшно за них. А сейчас хватит себя жалеть. У нас скоро будет много работы.

Смерть подняла глаза, красные то ли от дыма, то ли от слез, а Дьявол кивнул во тьму. В ночном мраке едва различимо светлел край разделительной стены, из-за которой меньше суток назад в Израиль хлынул ад.

- А как же Творец? – тихо спросила Смерть, - он снова начнет умолять тебя не стрелять. Я не вынесу его слез.

Но Дьявол усмехнулся, и в морщинах залегли тени:
- Богу там не место, - жестко отрезал он, - туда пойдем только мы.

…Первые краски рассвета позолотили траву на косогоре. Творец очнулся, озираясь: несколько ангелов, что берегли его сон, вскочили с земли, радостно виляя хвостами и подставляя лобастые головы под детские ладони.

Над горизонтом все еще стоял дым, и потому Творец не увидел, как Дьявол и Смерть рука об руку шагают к сектору Газа.

Nina Yagolnitser Fomenko

Из комментариев:
P.S. Для не знающих иврит:
Эли - мой бог
Моти - моя смерть
А Сафтуш, наверное, зовут Сати или Азиза

А. Орлуша

Поговори со мной, антисемит!
Не отводи презрительного глаза.
Теперь, когда лежит в руинах Газа
И в сердце раной ненависть саднит.

Сейчас поговори со мной, сейчас,
Когда дрожат от взрывов катакомбы,
Куда зарылся твой дружок ХАМАС,
Хоть знает, что и там достанут бомбы.

Поговори со мной, антисемит,
О мной убитых детях Палестины,
Умножь на сто ужасные картины,
Дай посмотреть на разрушенья вид.

Скажи, что «так нельзя и так нельзя»,
Но так как я – «нельзя, конечно, больше»,
Ведь мой еврей сгореть бы мог и в Польше,
А тут – ребёнка свежая слеза!

Поговори со мной, антисемит!
Про мой зловещий заговор всемирный,
Про то, что я живу довольно жирно
И на иврите сын мой говорит.

Поговори про то, что мой народ
Коварно рушит мирные тоннели,
Где мирно дети мирные засели,
А про шахидов пропаганда врёт.

Поговори со мной, антисемит!
Не прячь топор бердичевский за спину,
Задай вопрос одесскому раввину,
За что он был погромщиком убит.

У преступлений есть свой прайс и кост.
Спроси меня, мне твой вопрос привычен:
Ну сколько можно ныть про Холокост,
Тем более, что он – преувеличен?

Поговори со мной, антисемит!
На языках тех стран, что я оставил,
Где жили Гитлер, Хорти, Ленин, Сталин,
Где я, как раньше, называюсь «жид».

Скажи мне: «Да ведь это же – любя!
Мы с вами на соседних нарах спали!»
Вы, выдавив евреев из себя,
Уверены: они Христа распяли!

Поговори со мной, антисемит!
Сравни меня с фашистом и убийцей.
Пусть слово Греты Тунберг прозвенит:
- К ответу сиониста-кровопийцу!

Ведь после отключения воды
С убийцы на рассвете взятки гладки.
Там – палестинцы плачут без еды,
А вы нам – про заложников, ребятки?

Поговори со мной, антисемит!
Ты думаешь, что мне ответить нечем?
В сердцах и венах наш ответ гремит:
Мы не пойдём опять покорно в печи!

Пусть под ногой врага земля горит,
Пускай о мире все мечты наивны,
Я не хочу с тобою говорить.
Мне даже мысли о тебе противны.

Не говори со мной, антисемит!

********************

Ави Льюис (Модиин)

Источник: https://blogs.timesofisrael.com/dear-world-i-dont-care/
Сокращенный перевод с английского


Дорогое человечество,

Меня не волнует, что ты симпатизируешь Хамасу.
Я знаю, что ты бы не потерпело ничего из того, что они сделали с нами, если бы они сделали это с тобой.
Меня не волнует, что ты возмущено реакцией Израиля на погром больше, чем самим погромом.
Я знаю, что ты бы сделало всё, чтобы уничтожить такое беспримесное зло, если бы испытало его на себе.
Меня не волнует, что это не вписывается гладко в твой тщательно сконструированный нарратив об "Израиле как агрессоре" и "палестинцах как жертве".
Правда иногда причиняет боль, но чего там, не надо позволять фактам мешать тебе чувствовать себя хорошо.
Меня не волнует, что ты считаешь, что мы сами виноваты, что мы это заслужили, что действия Хамаса случились не в вакууме (или отрицаешь, что они вообще случились).
Если тебе кажется, что плакат с изображением похищенного ребенка вредит твоему делу, может быть, твое дело безнадежно.

Меня не волнуют твои призывы к преждевременному прекращению огня, твои требования обеспечить их электричеством, или прекратить боевые действия по "гуманитарным соображениям".
А как насчет гуманитарного жеста по освобождению более 230 заложников – стариков, детей, младенцев – вырванных из детских кроваток?
Меня не волнует, что ты борешься за Палестину в рамках своего марша за права ЛГБТК, права трансгендеров, права трудящихся, социализм, изменение климата, интерсекциональность, БЛМ, борьбу с исламофобией и "всеми формами расизма".
Твоя легковерная наивность была бы смешна, если бы она не была такой лицемерной. Ничего из того, за что ты маршируешь, не существует при Хамасе.

Меня не волнует, что ты "любишь евреев – просто ненавидишь Израиль", что у тебя есть друзья-евреи, что, возможно, ты сам вдруг вспомнил про свое еврейское происхождение – и поэтому имеешь право на любой найденный в методичке навет против нас.
Слова имеют значение. Они ведут к действиям. Когда ложь повторяется достаточно часто, ее принимают за правду. Ты закладываешь основу для новых атак на нас.
Меня не волнует, что ты размахиваешь флагом "прав человека", что ты в одночасье стало экспертом в области международного права, что ты выкрикиваешь модные лозунги, значения которых не понимаешь: "пропорциональность", "оккупация", "апартеид".
Твоя человечность избирательна. По твоему мнению, права человека к нам неприменимы, потому что мы их не заслуживаем. Ты про них не вспомнило, когда наши женщины и дети подверглись ужасному насилию.

Меня не волнует, что ты считаешь нас колонизаторами, империалистами и поселенцами, и что нам следует просто вернуться туда, откуда мы пришли.
Мы уже вернулись туда, откуда пришли.
Меня не волнует, веришь ли ты в решение с одним государством, решение с двумя государствами, федерацию, Иерусалим под международным контролем, или любую другую теорию, придуманную в твоей башне из слоновой кости.
Мы не будем с готовностью подставлять наши шеи и подвергать опасности наши жизни, чтобы проверить жизнеспособность твоих умозрительных построений и дистанционно успокоить твою совесть.
Меня не волнует, что ты считаешь себя антисионистом, но не антисемитом.
За последние три недели мы видели достаточно евреев по всему миру, подвергшихся нападениям "антисионистов".
Меня не волнует, что ты думаешь, что мы слишком могущественны, слишком продвинуты технологически, слишком образованы.
Если бы мы не дошли до этого уровня, нас бы заживо съели Хезболла, Исламский джихад, Иран и палестинский терроризм.

Меня не волнует, что ты обвиняешь нас за беженцев 1948 года, за то, что у них нет государства, за ключи, которыми они машут в своей фантазии о "праве на возвращение".
Три недели назад мы получили представление о том, как выглядит такое "возвращение" и что оно означает для наших детей.
Меня не волнует, что ты думаешь, что мы не настоящие евреи, что сионизм не имеет ничего общего с иудаизмом, что евреи — это религия, а не национальность, и поэтому мы не заслуживаем никакого государства.
Твои отрицания не оказывают никакого влияния на силу наших идеалов и уверенность в нашей идентичности.

[...]

Человечество,

Слишком, слишком долго меня это искренне и глубоко заботило.
Мне было важно вписаться;
Мне было важно, что ты думаешь;
Мне было важно быть образцовым гражданином;
Мне было важно подавать личный пример того, как крошечный народ в плохом районе может по-прежнему быть Светом для людей.
Как старейшее меньшинство в мире – которое теперь здесь в большинстве – может образцово обращаться со своими внутренними меньшинствами в сложной и запутанной реальности этнических конфликтов;
Как мы смогли болезненно расчленить части нашей родины и предложить их на блюде мира палестинцам, которые не хотят ни мира, ни этих частей (они хотят всего целиком).

[...]

Но теперь я наконец признаю, что тебе это не важно.
И никогда не было важно.
Ты не видишь и не слышишь.
И поскольку мне было важно, что ты думаешь, меня это ранит.
Но ты не заботишься о моих интересах.
Для тебя является проблемой моя базовая идентичность, и то, что я собой представляю.
Не рассчитывай, что я буду ждать твоего одобрения в этот раз.
Ты не изменишься вне зависимости от того, что я делаю.
Неважно, как я поступаю, потому что твоя проблема с тем, кто я есть.
Теперь я собираюсь заблокировать твой шум и сделать все возможное, чтобы выиграть эту войну.

Сегодня
Окончательно
Меня больше не волнует

Американец, участник демонстраций в поддержку Израиля, выдвинул дельное предложение: "Поменяйте каждого заложника на 100 прохамасовских американских студентов. Это хорошо для Израиля, хорошо для США, хорошо для ХАМАСа и познавательно для студентов".

Во всех голливудских фильмах-катастрофах, с неизменно счастливым концом, герой прибывает на место массового бедствия с кучей жертв, ищет выживших - и вдруг из груд тел, массово восстают живые. После чего все дружно веселятся и хлопают в ладоши...
Идиоты!

Вчера видела короткий ролик на 3 минуты (ссылку могу дать только на ФБ).

Это кадры с фестиваля «Нова», точнее с места фестиваля, которые сняты нательной камерой солдат и полицейских, зашедших на территорию после зачистки террористов. Военные и полиция всё ещё надеются найти уцелевших:
-Есть кто живой? Есть раненые? Отзовитесь! Это ЦАХАЛ и полиция.

Уцелевших нет.
Ужасающая бойня, все завалено телами - сплошь молодые ребята и девушки. По положению тел видно - люди пытались спрятаться, их хладнокровно и расчетливо убивали, так, чтобы никого не пропустить.

В конце записи человек, чья камера снимает, с отчаянием и болью в голосе буквально молит: Живые есть? Пожалуйста, подайте хоть какой-то знак...